Пробный квест на роль графа де Монсоро.

Ситуация: Диана де Меридор и Бриан де Монсоро. Свадьба.

Два дня. Диана никогда бы не подумала, что 48 часов могут пролететь так быстро. Стрелка* летела от часа к часу, от деления к делению так, словно за ней гнались. Со времени последнего визита господина де Монсоро уже четыре раза било двенадцать. И вопреки всему молодая женщина все ждала, что что-то изменится. Только вот что? Она отлично осознавала, что одна в этом городе. Совершенно одна. И не знала, кого боится больше: того, от кого ее спасают, или же своего спасителя. О, он был вежлив. Так безупречно вежлив и галантен, что это окончательно выбивало баронессу из колеи. Она не понимала - отчего относится подобным образом к человеку, который не дал ей для этого никакого повода? Та охота? Смешно. Предсмертный крик несчастной Дафны до сих пор звенит в ушах, но узнай кто-то о том, что Диана пролежала 2 недели в постели из-за лани, на нее бы взглянули как на дурочку. А граф тогда просил о прощении. Он рисковал собственной жизнью, изменив своему сюзерену ради нее. Рисковал и теперь, укрывая ее. И готов был своим именем огородить ее от всяческих преследований. Но почему мысль об этом выходе из сложившегося положения, выходе простом и для всех лучшем, заставляет сердце сжиматься в ледяной комок?
И вот теперь второй день из тех, что она взяла на размышление, истекал. Диана сидела в кресле в крошечной гостиной, судорожно сжав тонкие руки. Взгляд ее был бессмысленно устремлен в одну точку, а лицо сравнилось цветом с грушевидными жемчужинами серег. Растопленный камин уютно потрескивал, придавая фантастические очертания фигурам на украшавших стены гобеленах и заставляя жидким золотом мерцать рассыпАвшиеся по плечам локоны. Верная Гертруда сидела на пуфе неподалеку от своей госпожи и кидала на ту обеспокоенные взгляды.

* минутная появится только в следующем веке, пока же расстояние между цифрами просто делилось на четыре части.

Все два дня граф де Монсоро провел в своем особняке, обдумывая события последних месяцев. Он сделал все, что мог, чтобы перехватить девушку у своего соперника, и теперь Диана находилась полностью в его власти. Нужно лишь еще немного надавить и тогда девушка окончательно поймет безысходность своего положения. Подобные мысли, дававшие только видимую уверенность, терзали графа все это время, как бы он ни хотел, он не мог думать ни о чем другом. Навестить Диану он тоже не может, иначе его едва скрытые нервозность и нетерпение вызовут еще большие сомнения девушки. К тому же он дал слово не беспокоить ее в своих размышлениях эти два дня. А как бы хотелось немедленно явиться к Диане и потребовать прямого ответа, но он был терпелив достаточно долго, а значит, сможет подождать еще пару дней.
Но вот уже сегодня… Уже сейчас можно ехать к Диане. Граф вызвал священника, двух свидетелей и все четверо отправились на улицу Сент–Антуан. Вечер выдался на редкость темным и морозным. На небе не было ни звездочки, а на улицах ни души. Граф испытал за эти четверть часа пути всю радугу чувств: от страха и гнева, что его, видавшего многое на этом свете, подчиняет себе юная девица, которая еще смеет упрямиться и ставить условия, когда сам барон отдал ее руку графу, до несказанной радости, что уже этим вечером он обретет то счастье, которого так долго и трудно добивался, свершится то, о чем он мечтал все последние месяцы. Диана, наконец-то, станет графиней де Монсоро. Увлеченный этими мыслями, граф не заметил, как они уже выехали из–за угла улицы Бийет на улицу Сент – Антуан. Теперь оставалось совсем немного до заветного домика.
Путники спешились и привязали коней. Граф подошел к двери, но войти не решался. «Что если Диана не даст согласия? Что если она продолжит упорствовать?» - снова осенило графа.
- Ну нет! У нас был уговор. Она обещала стать моей женой и не может нарушить слово. Она слишком честна для этого и слишком напугана, - сказал граф сам себе. – Нет, Диана не сможет водить меня за нос.
Граф повернул ключ в двери и уверенно вошел в прихожую.

Звон церковного колокола - то ли с колокольни церкви св. Павла, то ли с церкви св. Екатерины - растворялся в морозном воздухе, казалось, даже имея форму. Его можно было бы представить в виде тяжелого медного шара, который можно ощутить в ладонях. Но странное дело - даже голос храма Господня, звук, который созывает христиан к молитве, сейчас был для молодой женщины, до недавнего времени не пропускавшей ни одной воскресной мессы, тяжек. До того, что Диана сжала пальцами виски, опершись на подлокотники кресла. Она сама себя не понимала - ей всего только нужно было исполнить то, что она пообещала. И только. Всего лишь стать женой человека, который ее любит и который ее спас. И все ее страхи, все ее невзгоды будут позади. Ей больше нечего будет бояться. Диана, графиня де Монсоро, уже не будет испуганной юной провинциалкой, на которую польстился опьяненный властью и безнаказанностью дофин. Она будет почтенной замужней молодой дамой... Как и хотел бы отец, одобривший этот брак. Но сейчас она ощущала себя скорее узницей перед казнью, нежели невестой перед собственной свадьбой. Вот та же Гертруда, которая так испуганно поднимает напоминающие спелые вишни глаза на бледное лицо своей госпожи, не понимает, отчего та упрямится. Не может почувствовать то, что чувствует сейчас ее барышня. А слова Дианы о том, что ей страшно, вызывают у верной камеристки удивленный взгляд при воспоминании об ожидающей госпожу графиню перспективе.
У баронессы сейчас не было сил даже на испуг. Сегодня опять мелькали под окном знакомые тени. Даже шорох ключа в замочной скважине и явственный звук открывшейся двери не смог вывести ее из апатии. Она лишь молча провела ладонью по рельефной поблескивавшей в тусклом свете багрянцем мелких камней рукоятке кинжала, который лежал на маленьком столике подле ее кресла. Этот жест со стороны напоминающей мраморную статую Дианы привел субретку в панический ужас. Подскочив на своем пуфе как табакерочный чертик, она подхватила юбки и ринулась в прихожую...
Вид знакомого лица явно вызвал у доброй девушки облегчение и присев в получившемся чуть неуклюжим от волнения реверансе, она выдохнула:
- Ох, господин граф, как хорошо, что это Вы!

Спутники вошли за графом и все четверо оказались в маленькой неосвещенной прихожей. Монсоро закрыл дверь и, по обыкновению, посмотрел в окошечко, нет ли шпионов принца по близости. Но сегодняшней ночью, когда едва ли можно было увидеть ладонь вытянутой перед собой руки, граф, как ни старался, так и не смог ничего разглядеть. Так же, не услышав ничего вызывающего подозрение, он сделал знак следовать за ним, но успел подняться только на пять ступенек, как впереди, словно из - под земли, возникла, еле дыша от волнения, Гертруда.
- Что случилось? – граф быстро взбежал по лестнице, задумчивое выражение лица сменилось тревогой. – Что-то с госпожой Дианой?

- Спаси и помилуй нас Пресвятая Дева! - протараторила анжуйка и быстро перекрестилась, - нет, с госпожой все хорошо. Но бедняжка уже столько времени чуть жива от страха! Ну чисто неживая, как статуя. Вот сейчас мы, как услышали, что двери отворяют, опять чуть ума не лишились. Побегу скорей, доложу - Вы же знаете, какая она - кабы не было чего, коли подумает, что беда... Упаси Боже. Она при себе постоянно кинжал держит, - чуть всхлипнув, Гертруда вновь подхватила юбки и метнулась из прихожей в гостиную.
- Сударыня, сударыня, господин граф пришли!
Услышав эту весть, молодая женщина закусила губу и, кажется, побледнела еще сильнее, если только это было возможно. На миг у нее невольно пронеслась совершенно дикая мысль: возможно, было бы лучше, если бы это был не он. Тогда бы все было уже кончено, а Господь не осуждает подобные поступки: сколько раз бывало, что невесты Христовы кончали с собою, дабы не быть опороченными. Несомненно, Всевышний принимает такое самоубийство за жертву и раскрывает путь к вечному блаженству.
- Тем лучше, - прошептали бледные губы, а алебастровые пальцы судорожно вцепились в кружевной платок.

Граф на секунду задумался. Значит, Диана по-прежнему боится, значит, герцог по-прежнему враг здесь, а в нем видят спасителя. Но кинжал!? Это слово, только что произнесенное Гертрудой, вызвало леденящий ужас в сознании Монсоро, по спине пробежал холодок.
- Ожидайте здесь, - обратился он к своим спутникам и тут же бросился в гостиную, вихрем ворвавшись в комнату, где находилась баронесса. Состояние Дианы, напоминавшей больше мраморную статую, чем живого человека, встревожило графа еще больше. Девушка всегда была холодна с ним, никогда не баловала улыбкой или ласковым взглядом, и он привык к этому, убеждаясь, что время все изменит и Диана постепенно изменит свое отношение, как только закончатся все ее несчастья и страхи. Собственно, граф и пришел сегодня за этим. Но сейчас она была просто каменной. Граф объяснял такую перемену безумным страхом девушки перед желаниями настойчивого принца, который подобрался настолько близко, что вынуждает Диану не расставаться с кинжалом. Возможно, сегодня она подумала, что это герцог осмелился проникнуть в дом, чтобы добиться желаемого.
- Бог мой! Диана, неужели Вы приняли меня за принца и хотели заколоть себя?! – начал он прямо с порога, забыв про приветствия.

Диана поднялась с кресла и спокойно обернулась к гостю:
- К чему говорить о предположениях, сударь. Вы это Вы... И сейчас здесь именно Вы.
Баронесса опустила голову в знак приветствия и тут же вновь подняла ее. В своей бледности она сейчас напоминала ту, что в Риме носила с ней одно имя, а у греков звалась Селеной. Ту, которая с факелом в руках ведет за собой звёзды в пору полнолуния и освещает холодным блеском своего венца ночную землю. Только черные глаза ее сейчас не сверкали, а казались потухшими, как те же звезды в рассветный час. Руки были опущены, как ветви ивы. Но даже в этом кажущемся бессилии можно было увидеть твердость - спина ее была безукоризненно пряма, подбородок приподнят. Граф был высок, и глядя на него снизу вверх, эта хрупкая дичь - загнанная в ловушку дочь воина - все же сохраняла чувство собственного достоинства.
Она знала, зачем пришел Монсоро, но у нее не хватало сил отдать самой себе отчет в том, что пришел час истины и она все еще пыталась хотя бы на несколько мгновений отсрочить неизбежность.

Волнение графа сменилось раздражением. Ехав сюда, он тешил себя надеждой встретить наконец-то более теплый прием, чем обычно. Ведь согласись Диана стать графиней де Монсоро, какой ей останется смысл изводить его своим равнодушием? Но вот опять он видит перед собой надменный взгляд Дианы. Граф нахмурился, глаза сверкнули ненавистью, а губы скривились. Волнение быстро сменилось раздражением. Граф отвел взгляд от Дианы и подошел к окну.
- Я вижу, Вы меня не любите, и я понимаю Ваше состояние, – говорил он, вглядываясь в темноту ночного Парижа. Монсоро не хотел смотреть в глаза Диане, сейчас ее холодность вызывала только злость в нем. Он хоть и старался говорить спокойно, с убедительным тоном, но не мог до конца подавить нотки раздражения. - За несколько месяцев с Вами произошло столько событий, сколько возможно не случиться и за всю жизнь. Сейчас Вы с опасением и ненавистью смотрите на всех, кто так или иначе, вмешивается в Вашу жизнь и привносит в нее изменения. Но поймите же Вы и сумейте отличить врагов от друзей. Да, я обманул Вас в Анжере и вынудил ехать в Париж вместо Меридора, сейчас я не позволяю Вам увидеться с бароном или подать ему известия о себе. Но Вы же сами прекрасно знаете причины, по которым я не могу этого сделать. Вы презираете меня, а я лишь Ваш слуга, который всеми силами старается избавить Вас от подлинного врага, от герцога Анжуйского.
- Впрочем, это уже не важно, – граф повернулся к Диане, сделав тон мягче, а взгляд снисходительнее.- Сейчас в Вашей власти все изменить. Одно слово и Вам не придется больше хвататься за кинжал при каждом скрипе двери. Вам известно, зачем я пришел сегодня. Решайтесь, и уже завтра Вам нечего будет опасаться, уже завтра Вам не нужно будет скрываться от всех, - при последних словах голос графа принял практически умоляющий тон.

Диана смотрела прямо в лицо графа, в его глаза. Вышеупомянутый огонек, свидетельство с трудом сдерживаемых чувств, мелькнул и потух. Но Диана была женщиной. И с истинно женской чуткостью она ощутила, что испытал Монсоро и что вынудило его скрыть от нее лицо. И это откровенное раздражение в голосе... Девушка вновь почувствовала, как ее окатило волной страха. Она еще острее чувствовала свое абсолютное одиночество, находясь подле этого человека, который по совершенно непонятным причинам вызывал в ней столь странные чувства.
- Вы правы, сударь... - тихо проговорила баронесса, - я Вас не люблю. И я бы никогда не позволила себе уверять Вас в обратном. Это было бы бесчестно. Но я не испытываю к Вам презрения. Вы... - голос Дианы дрогнул, но она скорее умерла бы, чем показала сейчас свою слабость. Никто не видел ее слез. Лишь отец однажды, да верная Гертруда - молочная сестра. Только перед ними могла снять вуаль долга единственная наследница славного рода. Но ее могли выдать лишь расширившиеся зрачки да надломная нотка в хрустале голоса.
- Вы были безупречны и поступали соответственно обстоятельствам. Вы исполнили все мои условия...

Спасибо, мадам. С удовольствием продолжу.)

- Лестно знать, что Вы помните это, - одернул граф, выплеснув с этой фразой весь одолевший его гнев и получив хорошую эмоциональную разрядку, так необходимую ему. Сейчас было не время вступать в прения с Дианой, тем более обвинять ее в неблагодарности.
- Сударыня, - Монсоро вздохнул и покачал головой, голос его звучал ровно, так, будто и не было бури переживаний в его душе несколько минут назад, - Господь свидетель, я никогда ни в чем не упрекал Вас и не стану. Я не напоминал Вам о Ваших обещаниях мне и сейчас не настаиваю, Вы вольны в своем выборе. Вам известны мои чувства и то, что для меня нет большего счастья, чем Ваша взаимность. Однажды я уже просил Вашей руки, но получил отказ. Думаю, с тех пор я доказал Вам мою любовь и тешу себя надеждой, – граф опустился на одно колено перед Дианой и прижал ее изящную, но неестественно бледную руку к губам, чувствуя, как тонкие пальчики задрожали от его прикосновения, - что теперь Вы не откажете мне.
Сейчас для Монсоро наступил момент истины, затаив дыхание и боясь пошевелиться, он наблюдал за реакцией Дианы, стараясь прочесть в глазах девушки ответ на свое самое сокровенное желание.

Не упрекал? Но неужто она заслужила упреки?! В чем же она провинилась?! В иной ситуации Диана бы непременно задала этот вопрос. Но сейчас, стоя перед коленопреклоненным Монсоро и глядя в его лицо, она ощутила, как у нее перехватывает дыхание. Напомнив ей о ее обещании, данном ей слове, граф надавил на больное место. И воля отца... Все это было священным. Но сердце, сердце буквально кричало прямо противоположное. Взять себя в руки. Вспомнить, кто она и что стоит за ее решением... Разрываясь пополам, поставленная перед выбором, которого не было, она задыхалась. Вопреки внутренним призывам к благоразумию, у баронессы вдруг потемнело перед глазами. Она сегодня была в таком состоянии, что не взяла в рот ни крошки, даже не замечая этого. Сильнейшее нервное напряжение довершило эффект - в ушах зашумело, ноги подкосились, стянутая корсетом грудь, вздымаясь, но не получая воздуха, словно была закована в железо. Уже приоткрыв губы, но не успев начать фразы, молодая женщина провалилась в темноту. Последней мыслью ее было, что ничего глупее не придумаешь - теперь Монсоро непременно решит, что она пользуется женскими уловками, дабы оттянуть ответ...

Коленопреклоненный граф застыл, словно статуя на постаменте, коим служили бархатные подушки, разбросанные в ногах у девушки, боясь одним неловким движением помешать мыслям Дианы или спугнуть предвкушение близкого как никогда счастья, будто последнее было существом из плоти и крови. Он видел, что баронесса колеблется, казалось, пауза длится нескончаемо долго, и Монсоро уже готовился привести новые неопровержимые доводы в пользу необходимости заключения брака, как вдруг Диана глубоко вздохнула, слегка приоткрыв губы, и тут же упала в кресло. Почувствовав, что девушка вышла из состояния оцепенения и готова заговорить, граф, ожидая совсем другого, не знал, как реагировать на такой поворот событий.
- Диана? – тихо произнес он, но через несколько секунд, придя в себя, подскочил как на пружине. – Сударыня, что с Вами? Диана? - он осторожно коснулся ее плеч, удостоверившись еще раз, что его не слышат.
Гертруда! – прокричал граф в растерянности, поворачивая голову к двери, за которой четверть часа назад скрылась анжуйка, - Гертруда, где вы, черт возьми!

Верная анжуйка в это время находилась как на иголках, ожидая в своей комнатке. Вперив задумчивый взгляд в простенькое распятие, висевшее на стене в изголовье скромной постели, девушка думала о том, чем закончится вся эта ситуация. Надо сказать, она не могла понять, отчего ее барышня так упрямится и упорно не желает стать графиней? Да, Монсоро, конечно, не красавец. Не то, что тот бедный раненый дворянин, которого они приютили намедни. Но разве ж мужей-то по лицу выбирают?.. Зато богатый и влияние имеет. И любит ее, будет спать на мягких перинках, кушать с серебра, одеваться роскошно и бед не знать. Что еще нужно? Нет, Гертруда могла понять свою госпожу - робеет, как всякая девушка... Бедняжка. Но то ж по первости только. Потом привыкнет да и сама посмеется, что себя изводила. Ну кто сейчас по любви замуж-то идет? Это так, из романов господских. Мужчина еще может и выбрать. Да и то - не всегда. Отнюдь не всегда. А уж женская доля - подчиняться. Надо признать, что, несмотря на все эти весьма разумные и правильные мысли, сама Гертруда, бывало, иногда подчитывала за своей госпожой доступные книги, будучи обучена грамоте. И медленно, старательно вдумываясь, что значит то или иное слово, неизвестное ей, в свободные часы по вечерам за свечой разбирала иные страницы, водя пальцем по строкам. И даже втихомолку вздыхала о том, как красиво там все описано. И в уголке ее души жила извечная девическая мечта. Но мир реалий был вовсе не похож на книжный, и она это отлично понимала. А барышня, кажется, все еще искренне ждет рыцаря на белоснежном коне? Ну и отталкивает графа.
От размышлений о правильности поведения хозяйки девушку отвлек зов. Она еще не так хорошо знала Монсоро, чтобы разбирать оттенки в его голосе. Но тут же вскочила с тяжелого грубо сколоченного стула, на котором сидела, опершись локтем на столешницу, и выбежала в гостиную.
- Ох, барышня, да что же это! - запричитала субретка, узрев уже описанную картину.
Диана, вдохнув резкий запах поднесенной к ее лицу анжуйкой нюхательной соли, все еще не открывала глаз, хотя ресницы ее затрепетали, стало быть, она начала приходить в себя… Вот она вновь вздохнула и поморщилась.

- Гертруда, госпоже сделалось плохо. Помогите баронессе, ослабьте корсет, поднесите нюхательные соли…- граф в растерянности начал объяснять вбежавшей камеристке ее действия, но, видя, как рьяно девушка бросилась на помощь Диане, лучше графа зная, что нужно делать в подобных ситуациях, отступил назад.
-Проклятие! – процедил он сквозь зубы, схватив в запале маленькую статуэтку с камина с намерениями выместить злобу за очередную неудачу на этой ни в чем не повинной вещице. Вновь подступившая ярость графа длилась недолго и, вовремя остыв, он рассудил, что будет совершенно лишним показывать свои эмоции, да еще и бить предметы. В его руке находилась изящная серебряная фигурка Орфея с золотой лирой, инкрустированная разноцветными камнями.
- Что-то я раньше не замечал этой вещицы, - он поставил на место статуэтку, успокоившись и немного отвлекшись от происходящего. Диана начала приходить в себя, но граф не знал, что делать: продолжать настаивать сейчас или же отступить и попробовать в другой раз. Он кусал губы и метал колкие взгляды в сторону девушек.
- Хм, какое вероломство! Ну нет, достаточно Вы испытывали мое терпение.
И Монсоро уверенно направился к Диане, как только она открыла глаза.
- Сударыня, как Вы себя чувствуете? Мы можем продолжить?

Обморок не был глубоким. Хотя во рту все еще стояла горечь, а перламутровые округлости ногтей были чуть опоясаны синевой, но постепенно ощущение реальности возвращалось к Диане. Правда, все тело было еще словно ватным, а голова чуть кружилась... Но баронесса после обращения к ней Монсоро открыла глаза, пусть и с трудом. Убедившись, что ее госпоже полегчало, Гертруда вновь выскользнула из комнаты, понимая, что ее присутствие нежелательно при столь важной беседе.
- Скажите, - прошептала молодая женщина, вновь зажмурившись, ибо ее взор тут же наткнулся на высокую худую фигуру графа, который в своем черном плаще выглядел особенно зловеще в отсветах камина, - неужто нет иного выхода?.. - мысли путались, но Диана огромным усилием воли постаралась привести их в состояние, хотя бы отдаленно напоминающее порядок. Она никогда еще не была так напугана и никогда еще не испытывала такого глухого отчаяния.
Хватаясь как за соломинку за мнение человека заинтересованного, она делала очевидную глупость, кажется, интуитивно продолжая верить в честность своего собеседника. Но не спросить она не могла.
- Вы достаточно хорошо знаете герцога. Неужто он станет продолжать добиваться женщины, которая его презирает, когда поймет это? Вопреки своей гордости? Имея в распоряжении сотни других, готовых подарить ему себя без каких-либо препятствий? Ведь это безумие для дофина... А кто я - всего только провинциалка.

Наивные слова Дианы заставили Монсоро лишь усмехнуться. Он покачал головой, заранее опровергая все ее предположения.
- Разве принц может понять, что значит испытывать презрение к себе, когда все вокруг стараются только угодить? Самолюбие и тщеславие заменяют ему гордость. Единственное, что он может понять это то, что Вы смеете ему перечить. И именно потому, что слишком много дам готовы беспрекословно одарить его своей любовью, он будет охотиться на ту, что имела дерзость отказать. Ради забавы, конечно, потому, что после того как он добьется своего, он сравняет Вас с сотнями других. Прошу простить мне мою прямоту, сударыня, но вы слишком чисты и честны, слишком далеки от нравов двора, чтобы понять это, – графу, распаленному стремлением показать девушке неизбежность ее позорной участи, когда герцог доберется до своей жертвы, вдруг стало жалко Диану. Он упрекал ее в том, что она пытается играть с ним, строя из себя невинную жертву, сейчас же ему казалось, что она действительно, обладая душой ангела, не понимает насколько коварны и бесчестны могут быть люди, особенно когда имеют в руках власть. Она, как фея, выросла под сенью могучих деревьев меридорского леса, которые надежно укрыли ее от испорченных нравов светской жизни и от жестокой реальности. Но он и полюбил девушку именно за ее провинциальную чистоту и светлое видение окружающего мира, которых, по его мнению, так не хватает придворным дамам. Он снова отошел к окну, но уже не сводил глаз с Дианы, думая не только о ее внутренней красоте, но и любуясь внешней, ни в чем не уступавшей первой. Он даже улыбнулся себе, радуясь, что повстречал такое редкое сокровище и теперь не мог допустить, чтобы оно досталось другому, а не ему, совершенно не замечая и не предавая значения тому, что девушка с момента его прихода стала еще бледнее и еще сильнее напугана.
- Вот именно, сударыня, именно потому, что я слишком хорошо знаю герцога, я не нахожу иной возможности уберечь Вас, - тихим, но убедительным тоном подытожил он.

Из глаз баронессы брызнули слезы бессилия и скатились с ресниц на матовые мраморные щеки. Там, в Меридоре, перед маленькой златокудрой королевой не было преград. Каждое ее слово, даже не сказанное, было неписанным законом для старика-отца, если только он был в силах. Теперь же Диана ощущала себя жалкой загнанной в угол пешкой, которая вынуждена ходить так, как позволяет ситуация, или же щепкой, подхваченной дождевым ручьем. И ей казалось, что в тех водоворотах, которые встречаются ей по пути, она сию же секунду утонет. Вот сейчас она опять перед одним... И Боже, как же страшно не иметь выбора. Девушка разрыдалась бы, если бы ей позволила ее гордость. Ей было бы легче, дай граф хотя бы какой-то повод сомневаться в собственных намерениях и мотивах. Тогда бы она не задумываясь дала однозначный ответ. Но нет. По всему выходило, что этот человек всего лишь предлагает ей собственное имя как укрытие и любит ее, желая видеть своей супругой, несмотря на первый отказ. И единственное, что мешает, это то, что ей настолько тошно о нем даже думать, без каких-либо причин... Она одна в этом страшном городе и больше не от кого ждать поддержки. Сглотнув вставший в горле комок, Диана вдруг поняла, как смертельно она устала. Устала от всего этого ужаса, чрезмерного для ее души и тела. От состояния беглянки. От необходимости спрятаться и невозможности жить нормальной жизнью. Единственной отрадой могла бы стать месса - но она уже попыталась посетить ее - и что из этого вышло? А Монсоро... Она привыкнет и смирится. Она должна привыкнуть, а стало быть сможет. Это все должно наконец закончиться. Воспоминание о письме отца подбодрило баронессу.
- Я согласна стать Вашей женой, граф, как я и обещала Вам, - произнесла она наконец, - Но...

Монсоро видел слезы в глазах Дианы, но все же не смог сдержать улыбки ликования при ее согласии. Он выдохнул, еще раз повторяя в мыслях слова девушки, потому, что, встретив этим вечером очередное упорство баронессы, уже не мог поверить, что добьется желаемого. Он перебирал в памяти события, которые привели его к этой долгожданной минуте. Граф часто размышлял о своих поступках, о принце, которого он предал, и последствия этого обмана еще не наступили и конечно волновали его, даже пугали иногда. О старом бароне, который также по его вине, безутешен сейчас в своем горе, убежденный в смерти дочери. Теперь все сделанное было оправдано для Монсоро, раз он получил то, что хотел.
Он даже не обратил внимания, на то, что Диана замолчала, так и не договорив своей мысли. Но сейчас он наслаждался мгновением и ее «но» ничуть не смутило его. Конечно, Диана, как избалованный ребенок, все еще пытается ставить условия ему. Но для чего? Разве для него имеет значение, что она скажет теперь, после того, как уже дала согласие на брак. Во всем остальном, Монсоро знал, он найдет опровержение всем ее доводам. Он слишком трудно добивался девушки, что уже не отступится.
- Но?.. – спокойно спросил он после затянувшейся паузы.

- Вы отлично помните условия нашего договора. Вы исполнили их все, я ценю это, как уже сказала Вам, - продолжила баронесса, глядя ему прямо в глаза, - но я говорила, что бракосочетание наше пройдет только в присутствии моего батюшки. Однако поскольку возникли обстоятельства, которые делают это невозможным, и я это признаю... То я согласна стать Вашей супругой. Но по-настоящему я стану Вашей женой только когда я увижу отца.
В голосе девушки, который только что дрожал, сейчас слышалась решимость. Признаться, в этот миг она возблагодарила Небо за то условие, которое выдвинула тогда графу. Сдавшись, дав свое согласие, Диана все еще пыталась, если уж у нее не было выбора, хотя бы на какое-то время оттянуть неизбежность, которая страшила ее ничуть не меньше, чем до окончательного слова. Быть может, за этот срок она сможет немного привыкнуть к этому человеку и разобраться в себе, пусть уже приняв его имя? Быть может, когда она увидит отца, это вдохнет в нее решимость?

Монсоро находился в состоянии эйфории, ему казалось, что нет сейчас на свете человека счастливее. Слова Дианы все же вернули графа к реальности, заставили отказаться от мысли, что теперь она полностью принадлежит ему, но еще больше ее слова задели самолюбие Монсоро, совершенно не ожидавшего услышать подобное.
Улыбка мгновенно сошла с его лица, он нахмурился, не зная, что ответить, но все же смог взять себя в руки и снова принять спокойный вид.
- Конечно, сударыня, я прекрасно помню условия нашего договора, - он старался говорить серьезным тоном, с убеждением, что данная церемония для него также только вынужденная формальность, сам, конечно, в это не веря. Об этом свидетельствовали опущенные глаза графа и нервное звучание в его голосе.
Монсоро снова замолчал, напоминание этого условия привело его в замешательство относительно его дальнейшего поведения с Дианой. Он бросил взгляд на баронессу, которая смотрела прямо на него. Было ясно, что Диана настроена решительно относительно выполнений своих обещаний, но и того же требует от него, а значит, ничего не остается, как следовать обещанным договоренностям, по крайней мере, пока.
Граф отошел к двери и сделал знак войти своим спутникам.
- Вы готовы, сударыня? – спросил он Диану, как только священник и свидетели вошли в комнату.

Диана так сильно вздрогнула, что платок с монограммой, который она сжимала в пальцах во все время разговора с графом, едва не выпал из ее руки. Но тут же овладев собою, баронесса поднялась с кресла, прямая и неестественно бледная. Лунный луч проник сквозь щель в гардине, преодолев мутное стекло, и коснулся ее волос. Один из пушистых локонов принял под ним оттенок белого золота, и теперь молодая женщина в самом деле напоминала воплощение своей тезки-селены.
Проскрипев досками паркета, вошедший священник откинул капюшон, тот лег на сутулые плечи темным горбом. А святой отец с умиленным выражением лица воззрился на тех, кого должен был связать сейчас небесными узами, ожидая. Из-за длинного рукава сутаны виднелись длинные черные четки - покачиваясь, они свисали с сухощавого запястья.
- Да, - Диана хотела произнести это твердо и уверенно, но взгляд на падре и две тени за его спиной, переместившиеся в угол комнаты и предоставившие пастырю святой матери Церкви передний план, заставили ее голос слегка дрогнуть и ответ прозвучал довольно-таки сдавленно.

Священник медленно готовился к началу обряда, вернее Монсоро казалось, что этот момент времени длится нескончаемо долго, но вмешаться и тем более ускорить действие он никак не мог. Он быстро переводил взгляд то на святого отца, то на невесту, то на свидетелей, прося их подойти ближе. Глядя на Диану, на ее застывший взгляд, на чуть подрагивающие губы, ему казалось, что, несмотря на свою уверенность, которой, как он заметил, в последние минуты ей уже не хватало, у баронессы все-таки не хватит решимости. Каждый раз, когда Диана вздыхала, Монсоро немного вздрагивал, думая, что вот сейчас девушка испугается и скажет, несмотря ни на что, свое решительное «нет».
Но вот священник обратился к новобрачным:
- По собственной ли воле и без принуждения хотите вы вступить в брак?
- Готовы ли вы сохранять супружескую верность друг другу во здравии и в болезнях, в благоденствии и в испытаниях, – до вашего смертного часа?
- Готовы ли вы с любовью принять и воспитывать в католической вере детей, которыми вас одарит Господь?
Краем глаза наблюдая за Дианой и едва дожидаясь окончания вопроса, граф говорил свое «да» и в момент очередности баронессы произнести это короткое слово, поворачивал голову, еще пристальнее следя за выражением ее лица до тех пор, пока не услышит желаемое. И каждый раз после произнесенного ею «да» облегченно вздыхал и кивал священнику, выражая тем самым просьбу продолжать.
Когда настал момент произнесения присяги, он жестом попросил Диану подать ему правую руку, и в нетерпении сжав ее, повторял за святым Отцом слова супружеской присяги:
- Я, Бриан де Монсоро, беру тебя, Диана де Меридор, в супруги и обещаю тебе хранить верность в счастии и в несчастии, во здравии и болезни, а также любить и уважать тебя во все дни жизни моей. Да поможет мне в этом всемогущий Бог и все Его святые.

Гертруда просунула в комнату кудрявую голову и, быстро сообразив что к чему, принесла в гостиную маленький аналой, у которого обычно молилась Диана. Потом положила перед ним подушечку для коленопреклонений своей госпожи, и еще одну, из лежащих на креслах, для графа.
Священник извлек откуда-то из своей необъятной рясы - то ли из рукава, то ли из кармана, потрепанное Евангелие и положил на аналой. Можно было начинать...
- In Nomine Patris, et Filis, et Spiritus Santi*... - глуховатый и слегка скрипучий голос сейчас звучал нараспев, насколько это было возможно.
- Amen - осеняя себя крестным знамением и преклоняя колени, ответили те, кому предстояло стать новобрачными.
- Возлюбленные о Господе. Мы собрались здесь, дабы...
Диана не вслушивалась в произносимые слова. Она словно застыла и машинально отвечала на задаваемые ей вопросы.
- Dixit quoque Dominus Deus non est bonum esse hominem solum faciamus**...
Строки из Священного писания казались чужими, словно бы она впервые слышала их.
Но вот наконец настал самый важный момент. Баронесса послушно повторила за падре слова супружеской клятвы.
- Что Бог сочетал, человек да не разлучает, - подытожил священник.
- Кольца? - шепнул он жениху, вопросительно подняв брови.

* Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа
** И сказал Господь: нехорошо человеку быть одному... (Быт.2:18)