В ролях- Генрих Валуа, Франсуа Анжуйский и другие- по желанию.

Мягкое осеннее солнце освещало прекрасный город Париж. Утро 15 сентября 1574 года было поистине прекрасно - так по крайней мере казалось молодому двадатитрехлетнему Генриху Валуа, снова ступившему на родную землю. Подумать только! Там, в мрачном Вавеле, в Польше, ему казалось, что он никогда больше не увидит Лувра, не увидит своих родственников. Матери, брата, кузенов и конечно же, прекрасной Марии Клевской, которая сейчас была замужем за принцем де Конде. Сейчас, когда Генрих снова был в Париже, ему казалось, что все в его силах- стоит только по-настоящему захотеть. О, он будет хорошим королем этой стране! Он приложит все свои силы к тому, чтобы родная земля процветала, чтобы все живущие в ней были счастливы. Он немедленно же освободит милую Марию от уз ее нанавстного брака. Она будет рядом с ним, с Генрихом Валуа - с ней он собирался разделить свою будущую жизнь, свои радости и печали.
Это было первое утро после длительного пребывания в Польше, которое Генрих встретил в родной, мягкой постели своей спальни в Лувре. Проснулся он довольно поздно- в десять часов. Никто не решился его разбудить - будущему королю Франции нужно было хорошенько выспаться. Сон его был так безмятежен и так сладок, что можно было умилиться, глядя на спящего Генриха . Черные ресницы сомкнуты, мягкие каштановые волосы живописно расположились на белой ткани подушки. Можно было заметить ритмично бьющуюся жилку у него на шее, а мерное дыхание молодого принца свидетельствовало о здоровом глубоком сне.
Однако рано или поздно принц должен был проснуться - сладкое забытье медленно испарялось из его сознания, уступая место реальности. Впрочем эта реальность была настолько приятна, что Генрих не стремился долго оставаться в постели. Лишь только прояснилось его сознание - будущий король раскрыл свои темные, искрящиеся восторженным счастьем глаза и резко сел на постели. Потянувшись и сладко зевнув, Генрих зажмурился - затем снова распахнул глаза и вдруг весело засмеялся веселым, юношеским смехом.
- Смерть Христова, как я счастлив!- прошептал он и, снова упав на кровать, зарылся лицом в подушки, причем радостная улыбка никак не сходила с его губ. Щеки Генриха пылали ярко-розовым румянцем, глаза искрились, дыхание его то и дело ускорялось от переживаемого им волнения. Ради того, чтобы пережить такие минуты, стоило томиться сто сорок шесть дней в Польше. Ей Богу стоило. Генрих был счастлив так сильно, как только может быть счастлив смертный.
Соскочив с постели, он подбежал к окну, переполняемый восторгом и любовью к родной стране. Однако что же? Где все? Где королева- Мать, где Франсуа, где Можирон, Келюс?
Позвав слуг, Генрих довольно быстро оделся и чуть ни бегом кинулся искать любимых родственников. Пробежав по коридору несколько метров, Генрих неожиданно остановился перед тронным залом. Задыхаясь от эмоций, он осторожно нажал на ручку двери и с благоговением вошел в эту великоленую залу.
Здесь сейчас никого не было. Взгляд молодого принца остановился на троне - ах, какое счастье! Скоро это станет его, его законный трон. Он будет восседать на нем, принимая важных послов и просто хороших знакомых. А рядом, на соседнем кресле будет сидеть Франсуа де Валуа, его брат. Генрих застыл на месте как вкопанный, представляя себе красочные картины будущего.
Он будет хорошим королем Франции! Обязательно будет!

Утро 15 сентября 1574 года было просто ужасно - Франсуа де Валуа был в этом просто уверен. Казалось, даже это осеннее солнце, насмехалось над несчастным принцем. Этой ночью он не сомкнул глаз - стоило ему их закрыть, как его взору представали пугающие картины. Генрих, сидящий на троне короля Франции, их мать, Екатерина Медичи, стоящая рядом со старшим братом и коварно улыбающаяся, друзья Генриха, сидящие у него в ногах и полный тронный зал придворных. И все смеются над бедным Франсуа, который лишился короны. До утра принц метался на кровати, комкая простыни и кусая пальцы.
И вот, совершенно измученный, Франсуа встал с кровати. Посмотрев на себя в зеркало, он ужаснулся: на него смортел мертвенно-бледный юноша, у которого под глазами залегли черные тени, а сами глаза блестели, как в лихорадке.
-Вот, что они со мной сделали,- прошептал принц,- ненавижу... Ненавижу их всех! И почему такая тишина? Не хотят тревожить будущего короля? Как же! Король! Ненавижу!
Франсуа вызвал слуг и поспешил одеться. Затем, вновь оставшись наедине с самим собой, он стал шагать по комнате, судорожно сжимая кулаки. Время от времени он шептал отдельные слова: "Король... Ненавижу... Трон... Генрих".
В очередной раз проходя мимо кровати, он упал на неё, откинулся на подушки и прошипел:
-Дьявол! Я так несчастлив, что хочу умереть!
Тут он резко вскочил и, издав яростный рык, опрокинул столик, стоявший неподалёку.
-Ненавижу!!!- закричал он.- Ненавижу!!!
Эта внезапная вспышка неудержимой ярости словно отняла все силы Франсуа. Он рухнул на пол и прижал ладони к лицу.
-За что...- шептал принц.- За что...
Спустя некоторое время, он поднялся и все-таки решил выйти из комнаты. Он не осознавал, что ноги сами ведут его в тронный зал. Опомнился Франсуа только тогда, когда увидел Генриха, стоящего напротив.

От красочных размышлений Генриха отвлекли чьи-то шаги. Он заметил подошедшего Франсуа так поздно, что даже вздрогнул от неожиданности. Миндалевидные глаза молодого принца слегка расширились, когда он осознал, что перед ним стоит Франсуа.
- Франсуа!- воскликнул будущий король, чуть не захлебнувшись новой волной восторга - Как я рад видеть тебя, брат!
Чувства, которые он испытывал к брату, были так сильны, что Генрих обратился к нему на "ты", а так же не придал значения угрюмому виду Франсуа. Заключив младшего брата в крепкие , но в то же время осторожные объятия, Генрих прижал его к себе- и так стоял с десяток секунд. Наконец, чуть отстранившись от брата, молодой Валуа взглянул ему в лицо. О, Господи, как странно выглядел Франсуа! Темные круги залегли у него под глазами, взгляд казался измученным, даже мрачным!
Изящные черты лица Генриха исказило выражение искреннего испуга. Взгляд сделался донельзя внимательным - будущий король тщательно изучал такие родные черты лица брата.
- Смерть Христова, Франсуа!- голос Анри сделался тише, но в нем донельзя выразительно проскальзывало волнение за родное существо.- Что с тобой? Твой вид пугает меня.
В самом деле, что случилось с братом? Может быть, он болен? Может, кто-то посмел его обидеть, что-то не то сказать? Если так, то не поздоровится этому обидчику- уж Генрих сможет защитить ото всяких мерзавев своего младшего брата!
Валуа не сводил внимательного, взволнованного взгляда с лица брата. Телые ладони с нежностью легли на плечи Франсуа.
- Тебе нехорошо? Или кто-нибудь посмел обидеть тебя? Если так- только скажи. Твой обидчик горько пожалеет о том, что родился на свет, клянусь смертью Христовой.
Генрих чуть склонил голову набок и взглянул брату в самые зрачки. Мягкий, искрящийся теплом и заботой взгляд будущего короля столкнулся со взглядом Франсуа. Мрачный огонь, заполонивший темные глаза брата, не на шутку испугал Генриха. Молодой принц выпрямился и сделал шаг назад.
- Или может быть, ты не рад меня видеть?- тихо спросил он.
Подумать только. Генриху так хотелось увидеть брата- и тут такая встреча!

От одного вида Генриха принц буквально задрожал от ярости. Глаза будущего короля светились от счастья, щёки пылали, а лицо его озаряла радостная улыбка, однако Француа пребывал в полной уверенности, что его брат скривил губы в торжествующей ухмылке. Когда Генрих увидел брата, он бросился к нему и обнял.
Секунды объятий показались принцу часами. Наконец, когда старший брат всё-таки немного отстранился, Француа получил возможность поближе рассмотреть брата. Он внимательно изучал столь ненавистное ему лицо. Герцог Алансонский мысленно ухмыльнулся, когда увидел, как изменилось выражение лица брата, когда он внимательнее посмотрел на Франсуа. В глазах будущего короля появился страх. Но торжеству принца не было суждено долго продлиться. Вскоре он понял, что брат просто очень волнуется за него. Или делает вид, что волнуется. Осознав это, Франсуа почувствовал себя ещё хуже. Ему показалось, что он остался один на один со всем враждебным ему миром. "Чёртов день. Чёртов Генрих"- со злостью подумал принц.
Волна ненависти к брату прокатилась по всему телу, и в глазах герцога вспыхнул какой-то дьявольский огонь,который так огорчил Генриха.
Когда же брат спросил его, рад ли Франсуа видеть его, герцог едва удержался от того, чтобы не рассмеяться Генриху в лицо.
"Я ненавижу тебя, братец"- мысленно воскликнул он, но вслух сказал:
-Что вы, брат мой. Вы даже представить себе не можете, как я рад вас видеть. Просто от счастья, что вы вернулись к нам, я не смог ночью сомкнуть глаз ни на минуту. И это отразилось на моём лице.- И Француа попробовал искренне рассмеяться, но смех у него получился какой-то дёрганный и неестественный.
Тут принц взглянул на брата и понял, что Генрих не верит ни единому его слову. Это было очень опасно - заводить себе врага в лице будущего короля. Франсуа знал это. И поэтому он решился на отчаянный шаг.
Герцог Алансонский скорчил самую выразительную гримассу гнева и ненависти, на которую был способен. Он взмахнул руками и закричал:
-Ненавижу! Ненавижу! Слышишь, Генрих, я тебя ненавижу!!!
Франсуа, сделал паузу, но тут же продолжил:
-Ты! Ты самолюбивый болван, Генрих! Какого чёрта ты не зашёл ко мне, когда приехал! Я всю ночь проклинал тебя, и, надеюсь, Бог услышит мои молитвы. Даже сейчас ты пришёл в этот зал, а не к своему Франсуа! Ты просто эгоист, и я не желаю даже смотреть на такого брата.
Принц гордо вскинул голову и развернулся, чтобы уйти.

Выражение лица старшего из Валуа менялось ежесекундно. Сначала оно было испуганным- из за бледности и мрачного взгляда собеседника, затем, когда Франсуа заговорил- недоверчивым. Слушая брата, Генрих слегка прищурился, явно понимая, что Франсуа кривит душой. Когда брат договорил, будущий король устремил на него испытывающе-недоверчивый взгляд. На какие-то секунды в зале повисло молчание. Вдруг выражение лица Франсуа приняло такое ужасное выражение, что Генрих отшатнулся и нахмурился.
Ненавижу!-раздалось в зале.
Анри Валуа вздрогнул. Темные глаза слегка расширились от удивления. Сердце пропустило пару ударов- вот так встреча.
"Да за что?"- всем своим видом спрашивал будущий король. За что? Может быть за то, что скоро его должны были короновать в Реймсе?
Когда его назвали самолюбивым болваном, Валуа еле удержал возглас возмущения, готовый уже вырваться наружу. Что? Да как он смеет так говорить и даже думать после всех писем, которые Генрих ему написал, после всего, что пришлось ему там пережить- в темной мрачной Польше? Да знает ли он вообще, ЧТО такое быть королем? Или может быть он думает, что корона -это игрушка, которую можно носить для красоты?
Лицо Генриха залила мертвенная бледность, глаза сверкнули ярким блеском смертельной обиды. Франсуа продолжил свою тираду, но Генрих уже плохо слушал его. Несмотря на это , Валуа все таки понял главное, что хотел донести до него брат. Когда ужасная тирада прервалась, Генрих с облегчением вздохнул и даже улыбнулся.
- Но дорогой мой брат - попытался оправдаться Генрих- Когда я приехал вчера вечером в Лувр, мне сказали, что Вы уже легли почивать. Если я не зашел к Вам вчера, то значит меня неверно информировали. Я думал, Вы спите и не хотел прерывать Ваш сон.
Немного помолчав, Генрих устремил внимательный взгляд в затылок обиженного герцога и продолжил:
- А сейчас я как раз направлялся к Вам, честное слово.
Еще раз вздохнув, Генрих обошел вокруг брата, смеривая того своим внимательным взглядом.
- Как ты мог сказать мне это все, Франсуа? Может быть, ты не помнишь моих писем? Может быть ты думаешь, что я когда-либо кривил перед тобой душой? Или ты сомневаешься в моей любви к тебе?- мягкий голос старшего Валуа обволакивал пространство и подействовал бы успокаивающим образом на любого, кто находится рядом.
- Кстати,я привез тебе из Кракова множество всякой всячины. Ты намерен злиться на меня дальше, или пойдем посмотрим, что лежит в тяжелых сундуках, которые вчера принесли в Лувр?
Генриху было трудно понять, что так вывело Франсуа из состояния равновесия. Может быть он действительно за что-то обижен на брата? Вместо того, чтобы раздражаться в ответ, Генрих решил сделать попытку успокоить Франсуа. Может быть даже ему удастся лучше понять причину столь безрассудного гнева. Предположить, что все это из за Франузской короны Генрих не решался- он был не такого плохого мнения о Франсуа.

"Он что, действительно думает, что я променяю какие-то польские безделушки на французскую корону?"-ошеломлённо подумал Франсуа: "Если так, то мой брат - самый наивный человек на свете".
Принц недоверчиво посмотрел на Генриха. Тот стоял перед ним и терпеливо ждал. Казалось, то, что он сейчас сказал, было правдой.
"Кстати, о каких письмах он говорит? Ах да... Вероятно о тех, которые я даже не распечатывал. Думаю, об этом можно умолчать. Не думаю, что он обрадуется, узнав, что единственное письмо, которое я надеялся получить из Польши - известие о его смерти. Но сейчас придётся пойти с ним. Короны я лишился. Пока..."
Настроение Франсуа резко улучшилось. Если его брат так верит людям... Он мог надеяться на удачу в будущем. Принцу даже стало немного жаль Генриха. Поэтому он улыбнулся почти от всего сердца и сказал:
-Нет, в то время я ещё не ложился. Но даже если бы я и спал, вы как никто имеете право разбудить меня. Вы же знаете, видеть вас - великая радость для меня. Но вы, вероятно правы, и я сейчас слишком погорячился. Однако, брат мой, вы должны понять меня. Горькая обида заполнила всю мою душу. Я был ослеплён ею, и мой разум молчал. Прошу простить мою несдержанность.
Франсуа замолчал и склонил голову перед Генрихом.

Если бы Генрих знал, какую ненависть вынашивает в своем сердце Франсуа- это было бы для него тяжелым ударом. Конечно, он догадывался о причинах такого негативного отношения, но все таки не думал, что все настолко серьезно. Генрих практически ощущал вибрирующую в атмосфере ненависть. Стало обидно. Стало как-то горько. Но впрочем, об этом Генрих не стремился рассказывать. Ясно было только одно- Франсуа умудрился изрядно попортить своему брату настроение. Душу будушего короля заполнила холодная ,словно осенний дождь, грусть. Если сосбственный брат так относится к нему, то чего можно ожидать от посторонних?
Добрая часть его вдохновенья куда-то улетучилась. Генрих подумал о том, что после нужно будет увидеться с друзьями, которые прибыли с ним из Польши- они точно сумеют поднять ему настроение.
Генрих молча пронаблюдал за склонившимся перед ним Франсуа и закусил губу.
- И совершенно зря- ответил Валуа уже немного другим голосом - Вы изрядно напугали меня.
Немного помолчав, Генрих снова оглядел тронный зал.
- Приведите мысли в порядок и приходите ко мне в кабинет через пятнадцать минут. Я должен отдать несколько распоряжений относительно моих вещей. И надеюсь, Франсуа, Вы не станете больше так пугать своего старшего брата.
Румянец не желал возвращаться на бледные щеки Генриха Валуа. Стараясь не глядеть лишний раз на герцога Алансонского, дабы не пугаться, Генрих вышел из тронного зала и отправился к себе в кабинет.
- Передайте господину де Сен-Люку, что я жду его немедленно в своем кабинете- сказал будущий король дежурившему у дверей кабинета пажу.
Зайдя в просторную комнату с широким пьсьменным столом, Генрих упал в кресло и, закрыв лицо ладонью левой руки, принялся размышлять. Перед глазами у него стояло искаженное злостью лицо младшего брата.
Прекрасный прием.

Как только Генрих удалился, Франсуа бросился к себе. Он почувствовал, что что-то пошло не так. Что Генрих всё-таки понял. Ну или хотя бы подозревает о том, что творилось в душе у принца.
"Приведите мысли в порядок и приходите ко мне в кабинет через пятнадцать минут." Слова брата до сих пор стояли в ушах у герцога Алансонского. Куда же улетучилась та весёлость и непринуждённость будущего короля? Всё испортили первые минуты их встречи. Он был несдержан и слишком эмоционален. И, несмотря на все последующие старания, принцу не удалось полностью убедить брата в своей искренности. Француа тихо выругался.
"Что же это? Интуиция? Или мой брат только хочет казаться наивным?"
С такими размышлениями герцог Анжуйский зашёл в свою комнату. "Надо немедленно это узнать"-твёрдо решил принц крови.
Для начала он подошёл к большому столу и принялся искать последнее письмо брата. Наконец, ему это удалось. Вместе с этим ценным для него документом Франсуа улёгся на кровать и начал читать.
"Да, судя по письму, Генриху действительно было плохо в Польше, и он очень скучал. Но и я могу написать ему подобное."-рассуждал герцог: "Моё будущее зависит от того, что он действительно думает. Клянусь дьяволом, может, Генрих специально разыгрывает эту комедию, чтобы погубить меня."
Внезапно Франсуа спохватился, что совсем забыл о том, что сказал ему брат. Принц засунул письмо под подушку и направился в кабинет Генриха.

Мудрая женщина, великая королева, любящая мать шла по коридорам Лувра в сопровождении своих двух фрейлин и капитана охраны. Катрин спешила, но при этом не показывала этого в своем поведении. Сердце королевы-матери ликовало - ее любимый сын, ее лучший сын станет королем Франции!!! Ее мечты сбывались после стольких лет разочарований и обид! Раздавая улыбки придворным, поспешно приседающим в поклонах, Екатерина Медичи шла к своему сыну Генриху, готовящемуся присовокупить к короне Польши еще и корону Франции. В эти минуты мать забыла о своем младшем ребенке, да и кто он, бедный лягушонок? Франсуа, Франсуа... Ты был последним и будешь последним сыном Валуа, никогда тебе не стать первым. Так решила твоя мать, но так ли решила судьба?
В честь приезда сына и надвигающегося события королева-мать накинула серую накидку расшитую жемчугом. Радость омолодила ее лицо, заставив сверкать миндалевидные глаза итальянки и улыбаться почти всегда строго поджатые губы. Молодые девушки, сопровождавшие повелительницу, чинно шли за ней, успевая перемигиваться с кавалерами, плотоядно рассматривающими хорошеньких фрейлин.

Спойлер:

Генрих не сразу заметил, что в его кабинет кто-то зашел. Медленно отняв руку от лица, он кинул вялый взгляд в спорону открывшейся двери. Валуа ожидал увидеть там де Сен-Люка, как всегда весело улыбающегося. Каждый раз, когда Генрих видел улыбки своих друзей, глаза его загорались и он сам расцветал радостью. Но- вошедшим оказался брат Генриха Валуа, Франсуа Алансонский. Сен-Люк почему то не появлялся, хотя молодой король Польши просил его к себе немедленно. Вздохнув, Генрих откинулся на спинку кресла. Окинув Франсуа слегка рассеянным взглядом, Генрих кивнул ему на кресло напротив, и проговорил:
- Садитесь рядом, герцог.
Прозвучало спокойно, ровно и даже официально. Если Франсуа не хочет общаться со своим братом, тогда он будет разговаивать с Его Величеством королем Польши (а вскоре и Франции). Генрих специально не сказал "брат".
В камине потрескивал недавно зажженный по приказу Генриха камин. Кабинет был залит мягким дневным светом. Расшитые золотом и серебром мягкие кресла, широкий письменный стол, богатой расцветки ковер на полу - кабинет будущего короля Франции был обставлен как раз во вкусе Генриха. Он пытался переделать Вавель под Лувр во время своего польского царствования. Хотя бы частично, чтобы не так жестоко тосковать по дому. Польская резиденция теперь была снабжена тайными переходами - наверняка будущие короли Польщи не оставят это без внимания. Лувр тоже нуждался в усовершенствовании. У Генриха уже было несколько идей, которые он собирался воплотить в жизнь. Например, провести канализацию- вещь очень нужная и насушная.
Генрих примерно с десяток секунд глядел на младшего брата с молчаливой внимательностью. Интересно, он способен думать о чем нибудь кроме своего уязвленного самолюбия? Способен ли он чувствовать что нибудь кроме злобы?- отрешенно размышял любимый сын Екатерины Медичи. Проведя кончиком указательного пальца по безупречной линии брови, Генрих положил руку себе на колено, приняв одну из самых изящных своих поз. Все его движения отличались грацией и красотой.
- Я возвал сюда господина де Сен-Люка - все так же ровно продолжал Генрих, не сводя с брата пристального взгляда - Он лучше осведомлен о том, по каким сундукам что разложено. Надеюсь, он скоро явится.
Параллельно задней стене кабинета действительно стояли сундуки - с редкими тканями, драгоценностями, оружием. Генрих даже привез своему брату в подарок редкой красоты клинок- но теперь у него почти пропало настроение вообще что-либо дарить герцогу.

За недолгое время до разыгравшегося диалога между принцем крови и будущем королем Франции Франсуа д`Эпине граф де Сен-Люк сладко дремал в своих покоях. Миньон отсыпался после бессонной ночи, когда они вместе с Генрихом Валуа возвращались в Лувр из Польши. На пяти кроватях, стоящих в хорошо убранной просторной комнате, мирно посапывали пятеро молодых людей, ужасно уставших после тяжелой дороги. Золотистый луч теплого весеннего солнца сквозь окно проникал в комнату, освечивая их безмятежные лица. Вот он коснулся одного из них. Это было дышащее свежестью юное лицо, на котором не так сильно отразились тяготы длительной дороги. Черты этого образчика самой прекрасной поры человека - молодости - были весьма привлекательны. Белая кожа, аккуратный прямой нос, розовые губы, прикрытые веки в обрамлении светлых ресниц, золотисто-русые волосы, рассыпавшиеся по подушке... Да, этот юноша был хорош собою. Светлый луч, поиграв на его чуть пухловатых щеках, ударил ему прямо в зеницы, и они открылись, представляя взору солнечного света красивые голубые глаза. Еще немного полежав в таком положении, молодой человек приподнялся на кровати, оглядел покои еще немного сонным взглядом, и сладко потянулся.
- Смерть Христова! - зевая, произнес он, - Как приятно оказаться дома!
Сен-Люк(а это был он)нехотя встал с кровати и принялся натягивать на себя бежевые чулки, которые он подобрал с пола, так как всю ночь они провалялись именно там. Закончив с этим, он посмотрел на своих друзей, которые, в отличии от него, все еще дремали.
- Клянусь пузом Гаргантюа! - воскликнул он, обращаясь скорее к самому себе, - Вы не представляете, друзья мои, как я рад, что наконец-то вернулся сюда, в Париж, в Лувр. Все-таки нет ничего замечательней на свете! Ну нет! И попробуйте мне доказать обратное!
В это время один из сопевших молодых людей приподнялся на локте, по-видимому, разбуженный достаточно громким тоном сеньора де Кревкер, и вопросительно посмотрел на него.
- Вот скажи, ты согласен со мной, Келюс? - спросил граф своего проснувшегося приятеля, - Согласен, что нет в мире ничего более чудесного, чем это место, этот наш дом, куда снова вернулись мы, лучшие друзья великого человека, нашего будущего государя самой прекрасной страны?
Человек, которого граф де Сен-Люк именовал Келюсом, приподнял бровь, зевнул, причмокнул губами, и со словами "ага" снова повалился на кровать. Сен-Люк скептически посмотрел на друга и покачал головой. Граф натянул на себя серебристого цвета штаны. На белую рубашку, в которой и спал, и вверху которой золотистыми нитями был вышит орел, он надел свой любимый голубой колет с лазурным отливом, который привез из Польши. Перекинул через шею, подаренную королем, серебряную цепочку, затем надел туфли, расправил рукава и, встав лицом к зеркалу, начал причесываться. В эту минуту дверь покоев отворилась, внутрь зашел паж с докладом - "король ждет у себя господина де Сен-Люка". Граф закончил свое занятие, переведя на пажа слегка удивленный взгляд.
- Генрих хочет видеть меня у себя? - подумал он, - В такую "рань"? С чего бы это?
Граф пожал плечами и, велев пажу сопроводить его к кабинету, где его ждал будущий король(поскольку Франсуа слегка подзабыл расположение комнат в Лувре), вышел из покоев, пройдя рядом с кроватью, где лежал высокий черноволосый молодой человек, чей громкий храп сотрясал всю комнату(читатель, разумеется, догадался, что это был Шомберг). Через несколько минут миньон стоял уже у дверей кабинета, куда его вызвал Генрих, и, открыв ее, с легкостью щеголя и бахвальством шалопая, с веселой и победоносной улыбкой на губах прошествовал прямо к столу, за которым сидел Валуа.
- Ваше Величество приказали позвать меня? - с поклоном осведомился он, не удостоив сидевшего здесь брата короля и взглядом.

На пороге кабинета брата Франсуа усилием воли заставил себя принять смиренное выражение лица. Отворив дверь, принц уверенно шагнул вперёд, рассчитывая на то, что Генрих уже пришёл в себя и больше не сердится на брата. Герцог Алансонский остановился и поклонился будущему королю, сидящему в кресле у камина. Прошло немного времени, прежде чем Генрих отнял руку от лица и посмотрел на вошедшего. В его взгляде не было той радости, которую Франсуа видел в тронном зале. Напротив, будущий король глядел даже как-то немного рассеянно.
- Садитесь рядом, герцог.
Эти слова, подобно ножам, разрезали тишину.
"Как равнодушно и официально!"- мысленно воскликнул Франсуа. Внутри у принца крови разбушевался гнев. "Как будто я вовсе не его брат!" - обида застилала ему глаза и герцог с трудом добрался до предложенного братом кресла. Боясь, что Генрих прочитает все вспыхнувшие чувства в его взгляде, Франсуа принялся внимательно изучать узор на ковре.
Герцог Алансонский почти не слышал, что старший брат сказал ему потом. Он был весь поглощён своей обидой и ненавистью, бушующими в груди, и не видел, как Генрих внимательно изучал его.
Когда же дверь распахнулась, Франсуа поднял глаза и увидел Сен-Люка, появившегося на пороге. Миньон учтиво поздоровался с Генрихом, однако даже не взглянул на принца крови. От этого на душе у Франсуа стало ещё хуже.
"Генрих не считает меня братом. Для матери я всегда был лишь последним. Даже мелкие дворяне не оказывают мне должного уважения."- пронеслось в голове у принца.
"И когда у меня возник шанс отомстить всем обидчикам разом, появился Генрих и забрал у меня эту чёртову корону."- от злости Франсуа так сжал кулаки, что у него побелели костяшки пальцев.

Генриху не долго пришлось пребывать только лишь в обшестве младшего брата, который был к нему довольно недружелюбно настроен. Не прошло и десяти минут, как двери королевского кабинета раскрылись для господина де Сен-Люка, который разбавил унылую обстановку своей бойкостью и юношеским весельем. Генрих встретил его радостной улыбкой.
- Наконец-то!- молвил его Величество, как бы высвобождаясь из пелены своей меланхолии. В глазах короля Польши снова заиграли веселые огоньки, он поднялся с кресла и обнял вошедшего Сен-Люка.
- Да, все правильно - я приказал позвать тебя - кивнул Генрих - Напомни -ка мне, дружище, где тут у нас сундук с привезенным из Польши оружием? Я хотел порадовать этим злелищем моего брата, а то он совсем приуныл, мой дорогой Франсуа.
Валуа усмехнулся -как могло показаться, довольно добродушно. Но на дне его глаз на секунду вспыхнули зеленые огни, вызванные обидой за красноречивый прием, который оказал ему брат.
-Как думаешь, Сен-Люк, что больше понравится моему брату - остро отточенная польская шпага или шкатулка, осыпанная бриллиантами?- поинтересовался Его Величество,а затем кинул на брата полукосой взгляд.
- Я лишний раз убеждаюсь в мысли, что он больше обрадовался бы первому- с некоторой долей вкрадчивости в голосе выговорил Генрих , медленно обходя вокруг своего стола - Мой брат в последнее время демонстрирует весьма воинственные настроения.
Король остановился позади кресла брата и пальцы Его Величества опустились на плечо герцога Алансонского.
- Не так ли, Франсуа? - медоточиво поинтересовался король, улыбаясь самой наивной из своих улыбок и еле сдерживаясь, чтобы не вцепиться в брата со всей силы.
К счастью, фехтую я намного лучше него- подумал Валуа , припоминая всю свою богатую боевую практику. Да и поляки научили его множеству новых приемов, а в особенности Генрих оценил уловку, которой обучил его граф Тенчински.

- Как спалось Вашему Величеству? - с улыбкой осведомился сеньор де Кревкер. Глаза миньона заискрились радостью, и он испытал чувство собственного достоинство, когда Генрих по-дружески обнял его прямо на глазах у своего брата. И, как бы нам не хотелось указывать на некоторый эгоизм Сен-Люка, он испытывал больше счастья ни от того, что его обнял будущий король...его друг, а от того, что это видел герцог Анжуйский, понимая, что его брат больше любит своих друзей, чем его, и относится к ним с гораздо большей теплотой. Это грело молодому человеку сердце. Он по-прежнему не поворачивался к Франсуа, хотя любой другой дворянин на его месте должен был учтиво поклониться и поприветствовать принца крови. Но граф и не собирался этого делать. Много чести, для такого индюка. Что? Неприятно? Увели трон из под носа? Ха-ха! Вот и сиди теперь, грызи локти, так тебе и надо. Именно такие слова крутились в голове Сен-Люка, которые он, казалось, готов был выпалить Анжуйскому, и сделал бы это с большим удовольствием. Однако король заговорил, и подобные мысли должны быть отброшены, а внимание сосредоточено на скором монархе Французского государства. Сен-Люк хитро прищурился.
- Сколько мне помнится, государь, за сундуки с оружием отвечал Можиро. Но, если Вы дадите мне минутку, я все же вспомню.
При словах Генриха "я хочу порадовать своего брата", граф едва заметно наморщил нос. Странно, но подобные высказывания вызывали у него, королевского любимчика, чувство ревности. Он убеждал себя, и был уверен, что дороже королю, нежели герцог Анжуйский, и не хотел слышать подобных теплых слов в его адрес. Для него это было еще хуже, чем обвинительный приговор от короля в свой адрес. Однако последние слова Валуа явились поводом, наконец, обернуться и выразить свою долю ядовитой насмешки "любимому" братцу короля, чем граф де Сен-Люк, конечно же, воспользовался. Он обернулся к герцогу и, даже не кивнув ему головой в знак приветствия, смерил несколько холодным взглядом, в котором сквозило презрение. Задумавшись над вопросом государя, он мысленно издевался над Франциском. Шпагу? Такому ничтожеству, как ты? А ты фехтовать-то хотя бы умеешь? Нет, я слишком боюсь за твое "драгоценное" здоровье, чтобы позволить это. Еще Генрике будет ругать меня, если ты поранишься. Много чести.
- Не соглашусь, мой король, - поразмыслив, ответил граф, - Мне кажется, что Его Высочеству больше придется по вкусу шкатулка, осыпанная бриллиантами. Зная любовь вашего брата к роскоши, я считаю, что для, весьма искушенного в таких вещах, принца не найдется подарка более подходящего, чем этот.
Закончив сие утверждение, и делая язвительное ударение на словах "вашего брата", Сен-Люк отвесил герцогу слегка насмешливый поклон, не забывая, однако, сопровождать свои высказывания со скрытым ехидством вежливыми словами, чтобы они не выглядели, как явное оскорбление.

Путём неимоверных усилий Франсуа удалось удержать себя в руках и
собственноручно не задушить наглого друга Генриха. Но он был больше не намерен терпеть такие унижения.
"Я, принц крови должен покорно сносить оскорбления этого дворянчика?!" - глаза принца широко распахнулись от бешенства.
Сказать, что Франсуа был в ярости, значит не сказать ничего. Принц вскочил на ноги и уже собирался высказать своему брату всё, что он думает о поведении господина де Сен-Люка, однако слова не успели сорваться с его уст. Герцог Алансонский жутко побледнел, его ноги подкосились, и он буквально рухнул обратно в кресло.
"Чёрт, что со мной?" - пронеслость в голове у Франсуа.
Возможно, усталость и слишком большие нервные потрясения сделали своё дело, и здоровье герцога пошатнулось.
Принцу казалось, что ему не хватает воздуха, комната плыла перед глазами, а мысли Франсуа были только об одном.
"Неужели отравили?" - в панике думал герцог Алансонский: "Я погиб. Бежать! Бежать отсюда!"
Франсуа попытался встать, а ноги не слушались его. Но страх придал ему немного сил. Принц поднялся, и держась за спинку кресла, чтобы снова не упасть, прошептал, столь тихо, что, казалось, его слабый голос невозможно было услышать:
- Мне нехорошо, брат. Позвольте же Вас покинуть.
В голове шумело, а земля так и грозилась уйти из-под ног. Однако Франсуа, подгоняемый ужасом, всё же направился к двери, покачиваясь на слабых ногах, но, не сделав и пары шагов, он почувствовал, что силы покидают его. Принц осел на пол и потерял сознание.

Франсуа слишком явно показывал принцу свое пренебрежение, и хоть Генрих был обижен на брата, но все же не до такой степени, чтобы быть готовым подвергнуть того унижению.Король видел его всего каких то пятнадцать минут- не рано ли было переходить к колкостям?
- Вы думаете?-осведомился у Сен Люка король - Что ж, я намерен преподнести Его Высочеству и то, и другое. И раз уж наши мнения разошлись, предоставим моему брату выбирать самому.
И Генрих снова улыбнулся, на этот раз уже искренне. Обида на брата потихоньку покидала его сердце. Но вот Франсуа, похоже, задели замечания де Сен-Люка, и он изъявил желание покинуть молодых людей. Генрих хотел было рассмеяться и убедить Франсуа, что все в порядке, что король и не думал ставить своего брата в неловкое положение, и уж если так случилось, то он просит дорогого Франсуа забыть об этом, как о дурной шутке и он, Генрих, всегда готов искупить неприятные моменты своей искренней любовью к младшему отпрыску дома Валуа.
Но тут произошло нечто странное.
Герцог не смог подняться с кресла. Брови Генриха изумленно приподнялись, а хватка королевских пальев ослабла. С беспокойством король наблюдал за тем, как Франсуа все же встал и направился к двери. А потом....
Возглас искреннего испуга сорвался с уст Его Величества. Приложив кончики пальцев к губам, король примерно секунду соображал, что же делать.
- Сен-Люк, немедленно зовите врача, слышите!?
Король метнулся к бесчувственному брату, и, опустившись на ковер, заботливо положил голову Франсуа себе на колени.
- Или нет... налейте в мой бокал вина и дайте мне его сюда.
Беспокойно вглядывась в черты бледного лица Франсуа, Генрих осторожно подул на него и провел тыльной стороной ладони по щеке герцога.
-Франсуа, ну же, ты слышишь меня?- с тихой лаской в голосе вопрошал король, пытась привести герцога в чувство. Генрих жестоко корил себя за то, что позволил Сен-Люку выказывать своему брату неуважение, да и сам было начал колоть Франсуа своим тонким - но к слову скажем, не таким уж болезненным -сарказмом. Если бы Генрих хотел отомстить брату за прием, который тот ему оказал, он сделал бы это намного более жестоким и тонким методом. А то, что произошло сейчас - было лишь легкой братской обидой, граничащей с шуткой.

Франсуа пребывал в бессознательном состоянии не очень долго. Когда Генрих тихо позвал брата, веки принца затрепетали, и он открыл глаза. Но на его лице тут же появилось выражение ужаса, лишь только принц узнал своего старшего брата. Герцог Алансонский резко мотнул головой и загородил лицо рукой, как будто хотел защититься от опасности.
В следующий момент Франсуа предпринял попытку встать, но не смог даже поднять головы с колен брата.
С нескрываемым страхом герцог глядел во взволнованное лицо Генриха, склонившееся над ним.
"Ты отравил меня?" - хотел воскликнуть Франсуа.
Ему казалось, что брат пожелал убедиться, действительно ли подействовал яд.
- Ты...? - с отчаянием прошептал он побелевшими губами, но вновь провалился в забытье, не успев закончить вопрос.

Сен-Люку показалось, что король бросил на него несколько укоризненный взгляд, выражая тем самым свое недовольство по поводу того, что его друг так скоро начал "наступление" на его брата. Франсуа едва заметно пожал плечами, и слегка поджал губы, говоря Генриху этим жестом, что понял его. Однако в душе у графа прыгали черти. Слова о том, что монарх подарит герцогу и то и явились для фаворита обидной. Осыпать человека, который в любую минуту готов спихнуть тебя с трона, и растоптать всю твою сущность, по меньшей мере, глупо. Сен-Люк прекрасно знал о коварстве принца крови. Смерть Хритсова, Генрих, ты надеваешь на его шею золотые цепи, а он медленно затягивает на твоей удавку. И пусть я сдохну в Бастилии, если это не так! Клянусь своей шпагой, этот мерзавец столкнет тебя в пропасть, как только ему представится подходящая возможность. И этому человеку ты даришь такие подарки? Интересно, при таком раскладе, какие же новые земли ты припас в подарок для своих подлинных друзей?
Миньон снова поклонился.
- Воля Ваша, мой король. Я лишь выразил свою гипотезу, к которой Вы можете не прислушиваться, и с которой может поспорить Его Высочество, - Сен-Люк сдержанно кивнул головой принцу, - Без сомнения, выбор лежит за ним. И я нисколько не сомневаюсь, что он в любом случае будет достойным.
Как же, Анжуйский коршун... Давай, забирай себе все! Ничего, ты еще всего этого лишишься. Обещаю! Внезапно герцог пошатнулся и упал в кресло. Он прохрипел что-то...казалось, что вот-вот он потеряет сознание, так он был бледен. И это не замедлилось случится. Сен-Люк удивленно вскинул брови.
Уж не симулирует ли наш виртуозный актер, пытаясь отвлечь внимание, или вызвать сожаление? - пронеслось в голове у Франсуа.
Граф повернулся к двери, чтобы пойти за врачом, но тут же услышал от Генриха новый приказ. Пожав плечами, он подошел к столу, на котором стоял графин вина. Взяв его, он плеснул немного в бокал, и с поклоном подал его королю. С непреодолимым отвращением и черной злобой, которая нечасто была своейственна сердцу Сен-Люка, миньона наблюдал за осторожными действиями своего друга, когда тот почти с нежностью приводил своего брата в чувства. Де Кревкеру безумно хотелось взять шпагу, привезенную королем в подарок, и продырявить ею грудь брату короля, а изумрудами усыпать его могилу. Чем была вызвана такая ненависть к герцогу? Это нетрудно объяснить. Во-первых, Франсуа Анжуйский презирал и не любил друзей короля так же стабильно, как и они его. Во-вторых, граф знал, что Анжуйский способен на подлость и предательство, если будет чувствовать свою выгоду. Об истории с Ла Молем и Коконасом он был наслышан, и ему очень не хотелось когда-нибудь оказаться на их месте. Ну и в-третьих - ревность. Какими бы любимыми и преданными друзьями по отношению к Генриху не являлись его фавориты, брат, все же, есть брат. А у короля мягкий нрав и благородное сердце, в котором есть, по мнению Сен-Люка, любовь и к такому ничтожеству, как Франсуа Анжуйский. А случившееся только что - замечательное тому подтверждение. Королевский фаворит, попытавшись выразить на своем лице некое подобие сожаления, подошел ближе к Генриху, и вместе с ним склонился над принцем, который начинал приходить в себя.
- Иисусе Христе, монсеньор, надеюсь, с Вами все в порядке? - как можно менее сухо, хотя это и не слишком хорошо у него получалось, постарался поинтересоваться Сен-Люк.

Генрих нахмурился. Почему брат смотрит на него таким странным взглядом? Что за странные вопросы он задает? Как будто он, Генрих, виноват в чем-то чрезвычайно страшном. Валуа не стал вдаваться в подробности и списал все на плохое самочувствие принца. И все-таки что-то странное витало в воздухе. Генрих в отчаянии обернулся к Сен-Люку, красноречиво спрашивая его взглядом :" Что делать?" Судя по выражению лица друга, тот не был особенно взволнован - это немного успокоило впечатлительного короля Польши. Совладав с собой, Генрих ощупал собственные карманы на предмет склянки с нашатырем - и (о, чудо), нашел таковую. Возможно, не придется даже звать Мирона. Вздохнув, Генрих поднес склянку к лицу Франсуа- в кабинете резко запахло нашатырем. Не прийти в себя , понюхав нашатырного спирта, было невозможно - и вскоре веки Франсуа Алансонского дрогнули.
Увидев , что его брат приходит в себя, Генрих позволил себе облегченно вздохнуть и снова обернуться на Сен-Люка.
- Что-то не похоже, что с ним все в порядке- изрек Генрих, закусив губу - Надо вызвать кого-нибудь, дабы сопроводили принца до его покоев.Пусть к нему приведут врача. А мы с тобой можем отправиться в фехтовальный зал - мне не терпится испробовать в деле новое оружие. Можно и остальных для этой цели позвать
И Генрих , улыбнувшись Сен-Люку, снова удостоил своим ласковым вниманием брата. Разумеется, король понимал натуру Франсуа, но все таки он хотел проверить, настолько ли его брат не ценит родную кровь и настолько ли он ненавидит будушего короля Франции. Генрих вел себя искренне , не тая в душе никакой злости, но все это время он внимательно следил за малейшими реакциями Франсуа, словами, поступками. Он запоминал каждое слово и каждый взгляд - память у Его Величества была хорошая. Король обладал острым умом, а его чуткую интуицию невозможно было обмануть. И если брат разочарует короля и докажет ему всю низкую подлость своей души - тогда уже он не сможет рассчитывать ни на королевские подарки, ни на улыбки Его Величества, ни за заботу Генриха о нем. И надо сказать, герцог Алансонский с первых минут встречи начал демонстрировать, что представляет из себя его сущность. Его настоящее лицо рвалось наружу через все плохо слепленные маски, которые он на себя надевал. И это лицо Генриху не нравилось.

От резкого запаха нашатыря Франсуа медленно стал приходить в себя. Едва его глаза открылись, он уже во второй раз увидел склонившегося над ним Генриха. Брат так ласково смотрел на него, что у принца крови возникли некоторые сомнения относительно того, действительно ли Анри пытался отравить его. Голова словно налилась свинцом, веки потяжелели, и Франсуа почувствовал ужасную слабость во всём теле. Он прикрыл глаза и попытался собраться с мыслями. Генрих явно не пытался убить его, иначе сделал бы это, пока герцог Алансонский был без сознания.
Лежать на коленях у брата и знать, что он за тебя волнуется, было чертовски приятно, и Франсуа внезапно осознал, как сильно он соскучился по Анри. 
"Если бы я стал королём, он навечно остался бы в своей далёкой Польше," - подумал принц с грустью: "Но после того, что я наговорил ему за сегодняшний день..."
Герцог вздохнул. Впервые за последние несколько дней он вспомнил об утерянной французской короне, не проклиная Генриха. Конечно, ему всё ещё было жутко обидно, но брата он винить перестал, пусть и ненадолго. 
Скорее всего, это обморок так подействовал на принца крови, потому что в обычные дни подобные мысли избегали посещать  голову герцога Алансонского.
"Это всё проделки матушки. Она постоянно хочет унизить меня и лишить того, что принадлежит мне по праву," - зло решил Франсуа. Он просто не мог никого не обвинять в своих неудачах, и даже сейчас принц пришёл к выводу, что причина его обморока - Сен-Люк.
Вспомнив, про мерзкого миньона, герцог Алансонский попытался подняться, что бы не слишком радовать господине де Сен-Люка, который в данный момент - в этом принц был абсолютно уверен - наверняка ликовал, но это это ему не удалось. Слабость давала о себе знать, и герцог едва пошевелил головой.
- Анри. Помоги мне, - тихо, почти с мольбой прошептал Франсуа и взглянул в миндалевидные глаза брата.

Сен-Люк состроил на своем лице кислую мину, видя, как обеспокоен король здоровьем своего брата. Генрих поднес к носу принца нашатырь, и, чего следовало ожидать, данный способ подействовал. Мало-помалу герцог начинал приходить в себя, чему граф с одной стороны был рад, а с другой - нет. Он был бы несказанно рад, если бы вдруг оказалось, что у Анжуйского остановилось сердце или его отравили. Но если бы так случилось, государь, друг его, был бы в печали, не стал бы весело кутить вместе со своими фаворитами, и все время ползал возле кровати своего больного братца. Поэтому сеньор де Кревкер испытывал весьма противоречивые чувства, глядя на очнувшегося герцога. Но душу его обрадовали последующие слова короля о том, что принца надо снести в его покои, и что за ним будет присматривать лекарь, а они с королем отправятся заниматься любимым делом Сен-Люка - фехтовать. Однако делить подобное удовольствие с остальными друзьями, которые не соизволили даже проснуться, чтобы встретить такой замечательный день, который, впрочем, как всегда успел слегка подпортить Анжуйский, и поприветствовать нового короля Франции. Поэтому граф решил схитрить.
- О, государь, я счастлив это слышать! - воскликнул он, лучезарно улыбнувшись Генрике, - Стало быть, Вы в снова хорошем настроении? Отлично! Давайте же отправимся! Только вот эти бездельники еще дрыхнут. Сир, они недостойны того, чтобы тренироваться этим утром вместе с Вами.
Молодой человек весело рассмеялся. Но принц, чуть приподнявшись, взмолился, попросив слабым голосом короля помочь ему. Сен-Люк снова помрачнел, и мысленно проклял Франсуа за то, что тому с поразительной ловкостью удается портить ему настроение. Граф чуть кашлянул, пытаясь сообразить, как ему отговорить короля что-либо делать для своего брата и переключить свое внимание на друга.
- Ваше Величество, - произнес он деланно обеспокоенным тоном, - Мне кажется, у Его Высочества произошло физическое истощение от переизбытка нервных всплесков, или же от недостатка сил и питания. Я ни раз встречался с подобным случаем. Думаю, мой король, Вы, как человек сведущий в медицине, тоже. Однако ничего страшного здесь нет. Вашему брату нужен лишь покой, здоровый сон и два глотка хорошего Анжуйского вина. Поэтому, мне кажется, что самым разумным было бы сейчас перенести Его Высочество в его покои, и даже Вам я советовал бы не тревожить герцога вплоть до полного восстановления его сил. И поспешим, пока это еще не опасно.
Сен-Люк говорил абсолютно серьезным тоном. План, как можно исключить принца крови из сегодняшней программы, которая была у графа запланирована на день, созрел моментально. И, к собственному несчастью, его источником послужил никто иной, как сам Франсуа Анжуйский.

Подойдя к кабинету сына, Екатерина остановилась на мгновение, стараясь услышать обрывки разговора, но было на удивление тихо. Кивнув слугам, давая сигнал распахнуть двери, королева-мать вошла в комнату, в которой явно происходили весьма интересные события.
Вслед за своей королевой вошло еще три девушки из ближайшего окружения Екатерины, а также один из придворных герцога Анжуйского - граф де Невиль. Давая знак им оставатся на пороге, где фрейлины и замерли в нижайших реверансах перед королем двух держав, а граф склонился в поклоне, мать шагнула к сыновьям.
- Что случилось?, - испуганно произнесла Катрин, с удивлением смотря на Франциска, лежащего на коленях у Генриха. В последний раз она имела счастье наблюдать сцену столь нежной братской любви, когда ее сыновья были еще детьми.
Оглянувшись, Екатерина отметила присутствие фаворита своего сына. Их дружбу она не одобряла, но прощала нежно любимому Александру. Никоим образом не приветствуя господина де Сен-Люка, женщина присела на колени подле сыновей, раскинув черные юбки пышным полукругом.
- Вам дурно, Франсуа?, - заботливый тон матери был отравлен легкой наигранностью. Екатерина махнула одной из фрейлин, приказывая приблизится. Эта девушка носила за королевой ее ларец с каплями, без которых ее величество не мыслила отправлятся куда бы то ни было.

Генрих был все же испуган. Недомогание Франсуа конечно походило на обычный обморок, но ведь и у обмороков бывают причины! Услышав столь трогательную просьбу о помощи,произнесенную слабым голосом, молодой король почувствовал, как у него сжимается сердце. Он жалел сейчас, что сам не обладает знаниями Марка Мирона - так бы он смог помочь своему брату немедленно, а здесь...он был бессилен что-либо сделать.
- Сейчас, брат мой, подождите немного. Вас нужно отнести в Ваши покои, позвать врача. - взволнованно начал Генрих - Не бойтесь, Франсуа, я не оставлю Вас в таком состоянии одного.
Генрих снова поднял беспомощный взгляд на Сен-Люка, как будто ждал от него каких-нибудь решительных действий. Совершенно верно будет сказать, что король растерялся и не знал, что ему делать. Идти самому звать врача? Но для этого придется положить Франсуа на жесткий пол - а вдруг от этого ему станет еще хуже? На коленях у Генрха все таки мягче и теплее лежать. Послать за врачом Сен-Люка? Что ж, наверное,это было бы единственно верным решением, но судя по выражению лица графа, он не особенно беспокоился за жизнь королевского брата. Однако, слова друга немного успокоили Валуа,и тревога начала понемногу отступать. Генрих даже почувствовал благодарность по отношению к Сен-Люку за то, что тот попытался его успокоить.
- Да-да, вероятно Вы правы, Сен-Люк, но я не смогу спокойно дышать до тех пор, пока тоже самое мне не скажет Мирон.
Генрих уже собирался отправить Сен-Люка на поиски врача, но тут двери кабинета распахнулись, и на пороге появилась... Екатерина Медичи.
Сразу скажем, что Генрих Валуа очень любил и чтил свою матушку. Она всегда готова была ему помочь - и помощь ее всегда оказывалась весьма действенной. За исключением случаев, когда Генриху пытались помочь без его ведома и спроса. Но это пока опустим.
Молодой король едва удержал радостный возглас, лишшь только взгляд его миндалевидных глаз натолкнулся на Екатерину. Волнение вспыхнуло в нем с новой силой- и весь положительный эффект, который на короля оказали разумные доводы Сен-Люка, мигом испарился.
- Матушка!- вырвалось у Анри Валуа. Екатерине достался красноречивый, полный отчаянной надежды взгляд. Любимый сын Медичи радовался ее появлению, словно заплутавший на незнакомой улице котенок, потерявший маму-кошку, и теперь радостно и громко мяукающий при виде явившейся наконец матери-спасительницы.
- Добрая моя матушка, Вы очень кстати! - горячо заговорил король - Моему брату внезапно стало дурно и вот уже почти четверть часа я пытаюсь привести его в себя. Скорее всего это обычный обморок, но, признаюсь, я напуган - и уже хотел позвать Мирона.
Лицо Генриха было матово-бледным, большие темные глаза короля- полны беспокойства и даже отчаяния. Король считал , что это он виноват в обмороке Франсуа, хотя он ничего такого не сделал, а герцог Алансонский сам обидел его Величество беспричинной злостью. Не мог же Генрих остаться совершенно равнодушным! Сейчас же он выглядел растерянным, испуганным и расстроенным - а теперь, когда в кабинете появилась Екатерина, все внимание венценосного отпрыска оказалось устремлено на нее.
Фрейлин и придворного герцога Алансонского Валуа вообще пока не удостоил и толикой своего внимания- слишком уж он был поглощен происходящим. А теперь, когда в его кабинете набралось так много народу- и все смотрели на него, на герцога - Генрих вообще почувствовал себя на редкость не в своей тарелке. Он был бы не против , если бы хотя бы часть этих несомненно достойных людей вышла за дверь.

Невиль, который в этот день нес дежурство у герцога, с некоторой тревогой размышлял о встрече двух царственных братьев, происходившей за плотно закрытыми дверями кабинета короля. После всех событий последнего времени, несшихся, как бурный и временами весьма мутный поток, после неприкрытой ярости герцога, когда он осознал, что французская корона потеряна для него надолго, быть может - навсегда, эта встреча вряд ли сулила что-то хорошее.

Генрих Анжуйский... Ныне Его Величество король Генрих III. Такой молодой, но уже успевший покрыть себя военной славой, и снискать не менее громкую славу покорителя женских сердец. После детства и отрочества, проведенного в Амбуазе, вблизи королевских отпрысков, у Эдуарда де Невиля было слишком мало случаев прямого общения с наследником престола, чтобы составить о нем какое-то ясное и определенное мнение. Но того, что он знал, хватало, чтобы понять - правление Генриха III будет сильно отличатся от царствования Карла IX...
Положение дворян, входивших в окружение герцога Франсуа, теперь во многом зависело от результатов братской беседы. Как поведет себя король, будет ли он милостив или грозен? Уступит ли герцог, признает ли брата своим властелином? Все это должно было выясниться в скором времени.
И граф де Невиль посчитал невероятной удачей знак королевы-матери, повелевший ему войти в кабинет следом за нею.
Картина, представшая его глазам, была весьма неожиданной - монсеньор, распростертый навзничь на коленях короля, был очень бледен и выглядел совершенно разбитым. Но и король выглядел не менее бледным и испуганным.
"Что здесь произошло?"
Невиль встал у двери, так, чтобы герцог мог легко увидеть его со своего места, и положил руку на эфес шпаги, подчеркивая готовность повиноваться.